Том 3. Рассказы 1896-1899 - Страница 152

К оглавлению

152

— Ишь, кружится… гнездо вить хочет!

Ефим, коренастый, голубоглазый и добродушный мужик с курчавыми волосами, кратко сказал:

— Намаялся…

— По облику этого не видно.

— Н-да, наружность у него сытая…

— Был он у тебя?

— Как же… Пришёл третьеводни на гумно…

— Ну?

— Я, стало быть, молочу… Бог, говорит, на помочь… Спасибо, мол…

— Да ты говори дело. Мне ведь известно, что коли человек с человеком встретятся — так здороваются они.

— Да ведь какое дело у меня с ним?

— Что он говорил-то?

— Разное… Землю, говорит, товариществом покупаете? Да, собираемся, мол. Так, говорит. Меня, говорит, в компанию не возьмёте?

— Ага! — сказал Финоген, двинув бровями.

— Да… меня, говорит, в компанию…

— Ну, а ты что ему на это?

— А я, значит, на тебя сослался… Финоген, мол, у нас этому делу голова, так ты уж к нему иди…

Финоген задумался, поглаживая бороду.

Разговор происходил в огороде, под развесистой ветлой. Шабры стояли друг против друга, разделённые плетнём: Ефим — облокотясь на него, а Финоген — прислонившись к стволу ветлы. Уже вечер наступал, и дул холодный осенний ветер, играя голыми ветвями дерева.

— Ты как думаешь насчёт этого? — спросил Ефим.

— Я? я… так думаю: нацелились, к примеру, собаки на кость, нацелились и стоят, — не даётся им кость-то. Вдруг к ним волк — примите, говорит, и меня в компанию…

Ефим засмеялся.

— Ловко это ты приравнял.

— Ну вот, видишь… Принимать волка в товарищи — нет резону, зверь жадный. Отогнать его… трудненько! Вот оно какое дело-то…

— В случае, ежели… добудет он земли себе — хозяйствовать, поди, ведь не станет? — спросил Ефим.

— Захотел! Трактир он откроет…

Шабры задумались и долго молчали. Ефим смотрел на гряду пред его глазами, а Финоген всё гладил бороду и на неё глядел.

— Вот если бы с волка шкуру ободрать… — вдруг сказал он негромко, но твёрдо.

Ефим вопросительно взглянул на него.

— Как это?

— Н-не знаю… Как-нибудь, чай, можно…

— Мм… — недоверчиво промычал Ефим.

— Думал я уж насчёт этого.

— Ну?

— Ничего… Дело такое, что большого требует ума… и дружбы тоже… Принять в компанию его можно. Деньгам у него надо быть… А нам бы деньги очень впору…

— Эх как! — вздохнул Ефим.

— И ежели его принять, так тогда задаток-то банку и был бы у нас полностью.

— Примем ин? — сказал Ефим просительно.

— Принять, говоришь? Тогда он сейчас тут корни и пустит… И трактир и лавочка явятся.

— Пущай его! — махнул рукой Ефим.

— Та-ак! Добрый ты…

— Да что? По крайности, земля у нас своя будет.

— И у него будет. А надо так, чтобы у нас было, а у него не было. Вот этак бы!..

— Ишь чего захотел!

— Трактир с лавочкой и мы с тобой открыть можем… Зачем же чужому человеку такое дело уступать? Ведь ты понимаешь, что, ежели трактир, стало быть, с заводов парни ходить будут, пьянство и порча девок начнётся… Кто всё это заведёт? Чужой человек… Ведь вот мы с тобой всю эту историю можем устроить, а однако не завели. По какой причине?

— Кто ж её знает? — сказал Ефим, тряхнув головой и улыбаясь. — По жалости нашей, надо полагать… — объяснил он, подумав.

— То есть как по жалости? — допытывался Финоген.

— Значит, жалеючи людей… сам ты говорил, что поэтому… по совести, стало быть…

Финоген посмотрел в лицо шабра суровым взглядом учителя на бестолкового ученика и объяснил ему:

— Не по жалости и не по совести, а говори — по разуму. Нам, которые есть способные, следует друг за друга держаться крепкими руками, и будем мы тогда как каменная стена… Всяк об нас лоб разобьёт, ежели по сок-кровь к нам явится… Стало быть — не зорить мы друг друга должны, а помогать один другому. Не все помощи достойны… но которые способные… работящие, с умом в голове, — тех поддерживай! Ничего, кроме выгоды, тебе от этого не будет… Понял?

— Н-да… это конечно… — раздумчиво сказал Ефим. — Только строго очень уж…

— Как это — строго?

— Да… так! Не то, чтобы строго… а вот опять я тебе скажу, к примеру, Лёска… Разве он глупый мужик? Только что — пьёт.

— Ну, так что — Лёска?

— Как его, говорю, не поддержишь иной раз! Хоша он и неспособный к работе, а разве без ума?

— Ну, ты его и поддерживай… он твой двоюродный.

— Да не в том сила, что двоюродный…

— Ты мне вот что скажи: ты ему помогал?

— Мало ли!

— Ну, а помог?

Ефим вздохнул и, усмехаясь, почесал грудь.

— Поможешь ему, чёрту…

— А будешь помогать? — допрашивал Финоген.

— Больше не буду! Ну его… — И Ефим безнадёжно махнул рукой.

— Это ты врёшь, — будешь и ещё! И хлеба ты ему дашь, и овцу, и прочее…

— Да ведь как не дашь!.. — почти с отчаянием сказал Ефим, сплёвывая в сторону.

— Ну, то-то вот! А какая ему от того польза? И тебе тоже — какая? Выходит, брат, у нас от этого одна бестолочь. Сволочь всякую мы нянчим, а хорошего, нужного человека не умеем беречь. Говорил я вам тогда насчёт хромого Пашки, Савёлычева сына: «Эй, мужики! выделите ему клок земли, сгоношите избёнку… отблагодарит он!» А вы заартачились: то да сё… Ну, и вот — он теперь, в Анкудиновой живучи, и слесарит, и кузнечит, и ребят учит грамоте… да вон ещё корзины плесть выучил… Пользу от него имеют анкудиновцы али нет?

— Н-да, тут мы проштрафились, Финоген Ильич… Это ты тогда верно говорил. Насчёт ребят-то вот плохо… ну-ка иди на завод, ломай четыре версты… Совсем даром мёрзнут… С Пашкой мы обмишулились… жа-аль!

И Ефим даже чмокнул губами как-то особенно…

152